Виконт де Бражелон или десять лет спустя - Страница 234


К оглавлению

234

Увидев его, шевалье, питавший к нему, как и ко всякому благородному человеку, тайную ненависть, тотчас же поднялся с места.

– Так, значит, вы мне советуете?.. – обратился к нему де Гиш.

– Советую вам спать спокойно, дорогой граф.

– А я дам вам совершенно противоположный совет, де Гиш, – проговорил Рауль.

– Какой, мой друг?

– Сесть на коня и уехать в одно из ваших поместий.

Ну, а там можете последовать совету шевалье и спать сколько вашей душе угодно.

– Как, уехать? – воскликнул шевалье, прикидываясь изумленным. – Да зачем же де Гишу уезжать?

– А затем, – ведь вы-то этого не можете не знать, – затем, что все наперебой говорят о сцене, которая разыгралась между принцем и де Гишем.

Де Гиш побледнел.

– Никто не говорит, – отвечал шевалье, – никто. Вы плохо осведомлены, господин де Бражелон.

– Напротив, милостивый государь, я осведомлен очень хорошо и даю детищу дружеский совет.

Во время этого спора немного сбитый с толку де Гиш попеременно поглядывал то на одного, то на другого советчика. Он чувствовал, что в этот момент идет игра, которая окажет влияние на всю его жизнь.

– Не правда ли, – обратился шевалье к графу, – не правда ли, де Гиш, вся эта сцена была далеко но такая бурная, как, по-видимому, думает виконт де Бражелон, который, впрочем, при ней не присутствовал.

– Дело не в том, – настаивал Рауль, – была ли она бурная или нет, так как я говорю не о самой сцене, а о последствиях, какие она может иметь.

Я знаю, что принц грозил; я знаю, что принцесса плакала.

– Принцесса плакала? – неосторожно вскричал де Гиш, всплеснув руками.

– Вот как! – со смехом подхватил шевалье. – Этой подробности я не знал. Положительно, вы лучше меня осведомлены, господин де Бражелон.

– Вот потому-то, что я лучше осведомлен, шевалье, я и настаиваю на том, чтобы Гиш уехал.

– Простите, что противоречу вам, господин виконт, но еще раз повторяю, что в этом отъезде нет никакой нужды.

– Отъезд был бы необходим.

– Погоди! С чего бы вдруг ему уезжать?

– А король? Король?

– Король? – воскликнул де Гиш.

– Предупреждаю тебя, что король принимает это дело близко к сердцу.

– Полно! – успокоил его шевалье. – Король любит де Гиша и особенно его отца. Подумайте, если граф уедет, это послужит как бы признанием того, что он действительно заслуживает порицания. Ведь если человек скрывается, значит, он виноват или боится.

– Не боится, а досадует, как всякий человек, которого напрасно обвиняют, – сказал Бражелон. – Придадим именно такой характер его отъезду, это очень легко сделать. Будем рассказывать, что мы оба приложили все усилия, чтобы удержать его, да вы и на самом деле удерживаете его, шевалье Да, да, де Гиш, вы ни в чем не повинны. Сегодняшняя сцена обидела вас. Вот и все. Право, уезжайте.

– Нет, де Гиш, оставайтесь, – убеждал шевалье. – Оставайтесь именно потому, что вы ни в чем не повинны, как говорит господин де Бражелон.

Еще раз простите, виконт, что я не согласен с вами.

– Сделайте одолжение, милостивый государь, но заметьте, что изгнание, которому де Гиш сам себя подвергнет, протянется недолго. Он вернется когда вздумает, и его встретят улыбками, а гнев короля может, напротив, навлечь такую грозу, которой и конца не видно будет.

Шевалье улыбнулся.

– Э, черт возьми, этого-то я и добиваюсь, – прошептал он про себя, пожав плечами.

Это движение не ускользнуло от графа. Он опасался, что если покинет двор, то другие могут принять это за трусость.

– Нет, нет, – вскричал он. – Решено. Я остаюсь, Бражелон.

– Обращаюсь к тебе как пророк, – печально проговорил Рауль, – горе тебе, де Гиш, горе тебе!

– Я тоже пророк, только не пророк несчастья. Напротив, я настойчиво повторяю вам, граф, оставайтесь.

– Так вы уверены, что сегодняшняя репетиция балета не отменена? спросил де Гиш.

– Совершенно уверен.

– Видишь, Рауль, – проговорил де Гиш, стараясь улыбнуться, – видишь сам, что наш двор не подготовлен к междоусобной войне, если он с таким усердием предается пляске. Признайся, что это так, Рауль.

Рауль покачал головою.

– Мне больше нечего сказать, – ответил он.

– Но, наконец, – спросил шевалье, стараясь узнать, из каких источников черпал Рауль сведения, точность которых внутренне не мог не признать даже он, – вы говорите, что вы хорошо информированы, господин виконт; даже лучше, чем я, человек самый близкий к принцу. Как это могло получиться?

– Ваша милость, – отвечал Рауль, – я преклоняюсь перед таким заявлением. Да, вы должны быть великолепно информированы и, как человек чести, не способны сказать что-нибудь, кроме того, что вы знаете, и не можете говорить иначе, чем вы думаете, я умолкаю, я признаю себя побежденным и уступаю вам поле битвы.

И с видом человека, желающего только отдохнуть, он уселся в просторное кресло, пока граф звал прислугу, чтобы одеться.

Шевалье надо было уходить, но он боялся, как бы Рауль, оставшись наедине с де Гишем, не отговорил его. Поэтому он прибегнул к последнему средству.

– Принцесса сегодня будет ослепительна, – сказал он. – Она впервые выступает в костюме Помоны.

– Ах, в самом деле! – воскликнул граф.

– Да, да, – продолжал шевалье, – она уже распорядилась. Вы знаете, господин де Бражелон, что роль Весны взял на себя сам король.

– Это будет восхитительно, – обрадовался де Гиш, – и это, пожалуй, важнейшая причина, заставляющая меня остаться Ведь я исполняю роль Вертумна и танцую с принцессой, так что без дозволения короля даже и не мог бы уехать, мой отъезд расстроил бы балет.

234