Виконт де Бражелон или десять лет спустя - Страница 421

421

Что до Фуке, то он, как истый политик, то есть тот, кто полностью владеет собой, усилием волн стер со своего лица следы перенесенных волнений, вызванных известием Арамиса. Здесь больше не было человека, раздавленного несчастьем и мечущегося в поисках выхода. Он поднял голову и протянул руку, приглашая Ванеля войти. Он снова был первым министром, снова был любезным хозяином.

Арамис знал суперинтенданта до тонкостей. Ни деликатность его души, ни широта ума уже не могли поразить Арамиса. Отказавшись на время от участия в разговоре, чтобы позднее активно вмешаться в него, он взял на себя трудную роль стороннего наблюдателя, который стремится узнать и понять.

Ванель был заметно взволнован. Он вышел на середину кабинета, низко кланяясь всем и всему.

– Я явился… – начал он, запинаясь.

Фуке кивнул:

– Вы точны, господин Ванель.

– В делах, монсеньер, точность, по-моему, добродетель.

– Разумеется, сударь.

– Простите, – перебил Арамис, указывая на Ванеля пальцем и обращаясь к Фуке, – простите, это тот господин, который желает купить вашу должность, не так ли?

– Да, это я, – ответил Ванель, пораженный высокомерным тоном, которым Арамис задал вопрос. – Но как же мне надлежит обращаться к тому, кто удостаивает меня…

– Называйте меня монсеньер, – сухо сказал Арамис.

Ванель поклонился.

– Прекратим церемонии, господа, – вмешался Фуке. – Давайте перейдем к делу.

– Монсеньер видит, – заговорил Ванель, – я ожидаю его приказаний.

– Напротив, это я, как кажется, ожидаю.

– Чего же ждет монсеньер?

– Я подумал, что вы, быть может, хотите мне что-то сказать.

– О, он изменил решение, я погиб! – прошептал про себя Ванель. Но, набравшись мужества, он продолжал:

– Нет, монсеньер, мне нечего добавить к тому, что было сказано мною вчера и что я готов подтвердить сегодня.

– Будьте искренни, господин Ванель, не слишком ли тяжелы для вас условия нашего договора? Что вы на это ответите?

– Разумеется, монсеньер, миллион четыреста тысяч ливров – это немалая сумма.

– Настолько немалая, что я подумал… – начал Фуке.

– Вы подумали, монсеньер? – живо воскликнул Ванель.

– Да, что, быть может, эта покупка вам не по средствам…

– О, монсеньер!

– Успокойтесь, господин Ванель, не тревожьтесь; я не стану осуждать вас за неисполнение вашего слова, так как вы, очевидно, не в силах его сдержать.

– Нет, монсеньер, вы, без сомнения, осудили бы меня и были бы правы, – ответил Ванель, – ибо лишь человек безрассудный или безумец может брать на себя обязательство, которого не в состоянии выполнить. Что до меня, то уговор, на мой взгляд, то же самое, что завершенная сделка.

Фуке покраснел. Арамис промычал нетерпеливое «гм».

– Нельзя все же доходить в этом до крайностей, сударь, – сказал суперинтендант. – Ведь душа человеческая изменчива, ей свойственны маленькие, вполне простительные капризы, а порой – так даже вполне объяснимые. И нередко бывает, что еще накануне вы чего-нибудь страстно желали, а сегодня каетесь в этом.

Ванель ощутил, как с его лба стекают на щеки капли холодного пота.

– Монсеньер!.. – пролепетал он в крайнем смущении.

Арамис, чрезвычайно довольный той четкостью, с которой Фуке повел разговор, прислонился к мраморному камину и стал играть золотым ножиком с малахитовой ручкой.

Фуке помолчал с минуту, потом снова заговорил:

– Послушайте, господин Ванель, позвольте объяснить вам положение дел.

Ванель содрогнулся.

– Вы порядочный человек, – продолжал Фуке, – и вы поймете меня как подобает.

Ванель зашатался.

– Вчера я желал продать свою должность.

– Монсеньер, вы не только желали продать, вы сделали больше – вы ее продали.

– Пусть так! Но сегодня я намерен попросить вас, как о большом одолжении, возвратить мне слово, данное мною вчера.

– Вы дали мне это слово, – повторил Ванель, как неумолимое эхо.

– Я знаю. Вот почему я умоляю вас, господин Ванель, – слышите, – умоляю вас возвратить мне данное мною слово…

Фуке замолчал. Слова «я умоляю вас», которые, как он видел, не произвели желанного действия, застряли у него в горле.

Арамис, по-прежнему играя ножиком, остановил на Ванеле взгляд, который, казалось, стремился проникнуть до самого дна этой темной души.

Ванель поклонился и произнес:

– Монсеньер, я взволнован честью, которую вы мне оказываете, советуясь со мной о совершившемся факте, но…

– Не говорите «но», дорогой господин Ванель.

– Увы, монсеньер, подумайте о том, что я принес с собой деньги; я хочу сказать – всю сумму полностью.

И он раскрыл толстый бумажник.

– Видите ли, монсеньер, здесь купчая на продажу земли, принадлежавшей моей жене и только что проданной мною. Чек в полном порядке, он снабжен необходимыми подписями, и деньги могут быть выплачены без промедления.

Это все равно что наличные деньги. Короче говоря, дело сделано.

– Дорогой господин Ванель, на этом свете всякое сделанное дело, сколь бы важным оно ни казалось, можно разделать, если позволительно таким образом выразиться, чтобы оказать одолжение…

– Конечно… – неловко пробормотал Ванель.

– Чтобы оказать одолжение человеку, который благодаря этому станет другом, – продолжал Фуке.

– Конечно, монсеньер…

– И он тем скорее станет другом, господин Ванель, чем больше оказанная услуга. Итак, сударь, каково ваше решение?

Ванель молчал.

К этому времени Арамис подвел итог своим наблюдениям. Узкое лицо Ванеля, его глубоко посаженные глаза, изогнутые дугою брови – все говорило ваннскому епископу, что перед ним типичный стяжатель и честолюбец. Побивать одну страсть, призывая на помощь другую, – таково было правило Арамиса. Он увидел разбитого и павшего духом Фуке и бросился в бой, вооруженный новым оружием.

421