Виконт де Бражелон или десять лет спустя - Страница 211

К оглавлению

211

Безмо вернулся, положил книгу на стол, полистал ее и остановился на букве М.

– Вот, взгляните: Мартинье, январь тысяча шестьсот пятьдесят девятого и июнь тысяча шестьсот шестидесятого. Мартинье, март тысяча шестьсот шестьдесят первого – памфлеты, мазаринады и т.д. Вы понимаете, что это только предлог. Кто за мазаринады попадает в Бастилию? Просто сам молодчик наклепал на себя, чтобы попасть сюда. А с какой целью? С целью лакомиться моей едой за три ливра.

– За три ливра! Несчастный!

– Да, ваше преосвященство; поэты тоже принадлежат к последнему разряду, им полагается тот же стол, что мещанам и писарям; но я уже говорил вам, что как раз о них я больше всего забочусь.

Тем временем Арамис как бы машинально перелистывал страницы, делая вид, что совсем не интересуется именами.

– В тысяча шестьсот шестьдесят первом году, как видите, записано восемьдесят имен, – сказал Безмо. – В тысяча шестьсот пятьдесят девятом году тоже восемьдесят.

– А, Сельдон! – проговорил Арамис. – Как будто знакомое имя. Вы не говорили мне об этом юноше?

– Говорил. Бедняга студент, который сочинил… Как называются два латинских стиха, которые рифмуют?

– Дистихом.

– Именно.

– Бедняга! За дистих!

– Как вы легко смотрите на это! А знаете ли вы, что он сочинил это двустишие на иезуитов?

– Все равно, наказание очень уж строгое.

– Не жалейте его. В прошлом году мне показалось, будто вы интересуетесь им.

– Да.

– А так как ваше внимание для меня важнее всего, монсеньер, то я тотчас же перевел его на пятнадцать ливров.

– Значит, на такое содержание, как вот этого, – проговорил Арамис, продолжая перелистывать и остановившись на одном имени рядом с Мартинье.

– Именно на такое.

– Что он итальянец, этот Марчиали? – спросил Арамис, показывая пальцем на фамилию, привлекшую его внимание.

– Тсс! – прошептал Безмо.

– Почему такая таинственность? – понизил голос Арамис, невольно сжимая руку в кулак.

– Мне кажется, я вам уже говорил про этого Марчиали.

– Нет, я в первый раз слышу это имя.

– Очень может быть. Я говорил вам о нем, не называя имени.

– Что же, это старый греховодник? – пытался улыбнуться Арамис.

– Нет, напротив, он молод.

– Значит, он совершил большое преступление?

– Непростительное.

– Убил кого-нибудь?

– Что вы!

– Совершил поджог?

– Бог с вами!

– Оклеветал!

– Да нет же! Он…

И Безмо, приставив руки ко рту, прошептал:

– Он дерзает быть похожим на…

– Ах, помню, помню! – сказал Арамис. – Вы мне действительно говорили о нем в прошлом году; но его преступление показалось мне таким ничтожным.

– Ничтожным?

– Или, вернее, неумышленным…

– Ваше преосвященство, такое сходство никогда не бывает неумышленным.

– Ах, я и забыл! Но, дорогой хозяин, – сказал Арамис, закрывая книгу, – кажется, нас зовут.

Безмо взял книгу, быстро положил ее в шкаф, запер его и ключ спрятал в карман.

– Не угодно ли вам теперь позавтракать, монсеньер? – обратился он к Арамису. – Вы не ослышались, нас действительно зовут к завтраку.

– С большим удовольствием, дорогой комендант.

И они пошли в столовую.

Глава 5.
ЗАВТРАК У Г-НА ДЕ БЕЗМО

Арамис всегда был очень воздержан в пище, но на этот раз он оказал честь великолепному завтраку Безмо; только вина он пил мало.

Безмо все время был очень оживлен и весел; пять тысяч пистолей, на которые он поглядывал время от времени, радовали его душу. Он умильно поглядывал также на Арамиса.

Епископ, развалившись в кресле, отхлебывал маленькими глоточками вино, смакуя его, как знаток.

– Какой вздор говорят о плохом довольствии в Бастилии, – сказал он, подмигивая. – Счастливцы эти заключенные, если им ежедневно дается даже по полбутылки этого бургундского!

– Все пятна двацатиливровые пьют его, – заметил Безмо. – Это старое, выдержанное вино.

– Значит, и бедняга Сельдон тоже пьет этот превосходный напиток?

– Ну нет!

– А мне послышалось, будто вы содержите его на пятнадцати ливрах.

– Его? Никогда! Человека, который сочиняет дистрикты… Как вы это назвали?

– Дистихи.

– На пятнадцати ливрах! Слишком жирно! Его сосед действительно на пятнадцати ливрах.

– Какой сосед?

– Да тот, из второй Бертодьеры.

– Дорогой комендант, простите меня, но ваш язык мне не вполне понятен.

– И правда, извините; из второй Бертодьеры – это значит, что арестант помещен во втором этаже бертодьерской башни.

– Следовательно, Бертодьерой называется одна из бастильских башен?

Да, я слышал, что здесь каждая башня имеет свое название. Где же эта башня?

– Вот поглядите сюда, – показал Безмо, подходя к окну. – Вон на том дворе, вторая налево.

– Вижу. Значит, в ней сидит заключенный, на которого отпускается по пятнадцати ливров?

– Да.

– А давно уже он сидит?

– Давненько. Лет семь или восемь.

– Неужели у вас нет точных сведений?

– Ведь он был посажен не при мне, дорогой господин д'Эрбле.

– А разве вам ничего не сказали Лувьер и Трамбле?

– Дорогой мой… Простите, ваше преосвященство…

– Ничего. Итак, вы говорите?..

– Говорю, что тайны Бастилии не передаются вместе с ключами комендатуры.

– Вот что! Так, значит, этот таинственный узник – государственный преступник?

– Нет, не думаю; просто его пребывание окружено тайной, как все здесь, в Бастилии.

– Допустим, – сказал Арамис. – Но почему же вы свободнее говорите о Сельдоне, чем о…

– Чем о второй Бертодьере?

– Да.

– Да потому, что, по-моему, преступление человека, сочинившего дистих, гораздо меньше, чем того, кто похож на…

211