– Дорогая маркиза, мне досадно, что ты отказываешься от моего предложения… Мне так надо было излить перед тобой мою душу.
– Повторяю тебе, Маргарита, мое сердце одинаково принадлежит тебе и в этой комнате, и под липою моего сада, как и там – в лесу под дубом.
– Для меня это не одно и то же… Приближаясь к Венсенскому лесу, маркиза, я чувствую, что мои вздохи как будто слышнее там, куда они несутся эти последние дни.
При этих словах маркиза насторожилась.
– Тебя удивляет, не правда ли… что я все еще думаю о Сен-Манде?
– О Сен-Манде! – вырвалось у г-жи де Бельер.
И взгляды обеих женщин скрестились, подобно двум шпагам в начале дуэли.
– Ты, такая гордая?.. – сказала с пренебрежительной улыбкой маркиза.
– Я… такая гордая!.. – ответила г-жа Ванель. – Такова моя натура…
Я не прощаю забвения, не переношу измены. Когда я бросаю, а он плачет, я могу полюбить опять; ну а когда меня бросают и смеются, я готова сойти с ума от любви.
Госпожа де Бельер невольно привстала на диване.
«Она ревнует!» – мелькнуло в голове Маргарты.
– Значит, – проговорила маркиза, – ты безумно любишь господина Бекингэма… то бишь… господина Фуке?
Маргарита болезненно ощутила удар, и вся кровь прилила ей к сердцу.
– И поэтому ты собиралась ехать в Венсен… даже в Сен-Манде!
– Я сама не знаю, куда я хотела ехать; я думала, что ты мне посоветуешь что-нибудь.
– Не могу; я ведь не умею прощать. Может быть, я не умею любить так глубоко, как ты. Но если мое сердце оскорблено, то уж навсегда.
– Да ведь господин Фуке твоих чувств не оскорблял, – с деланной наивностью заметила Маргарита Ванель.
– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Господин Фуке не оскорблял моих чувств; я не пользовалась его благосклонностью и не терпела от него обид, но ты имеешь повод жаловаться на него. Ты моя подруга, и я бы не советовала тебе поступать так, как ты собираешься.
– Что же ты вообразила?
– Те вздохи, о которых ты упоминала, говорят достаточно красноречиво.
– Ах, ты раздражаешь меня! – воскликнула вдруг молодая женщина, собравшись с силами, как борец, готовый нанести последний удар. – Ты думаешь только о моих страстях и слабостях, а о моих чистых и великодушных побуждениях ты забиваешь. Если в настоящую минуту я и чувствую симпатию к господину Фуке и даже делаю шаг к сближению с ним, признаюсь откровенно, – то только потому, что его судьба глубоко волнует меня, и, на мой взгляд, он один из самых несчастных людей на свете.
– А! – проговорила маркиза, приложив руку к груди. – Разве случилось что-нибудь новое?
– Дорогая моя, новое прежде всего в том, что король перенес все свои милости с господина Фуке на господина Кольбера.
– Да, я слышала это.
– Это и понятно, когда обнаружилась история с Бель-Илем.
– А меня уверяли, что все это в конце концов послужило к чести господина Фуке.
Маргарита разразилась таким злобным смехом, что г-жа де Бельер с удовольствием вонзила бы ей кинжал в самое сердце.
– Дорогая моя, – продолжала Маргарита, – теперь дело идет уже не о чести господина Фуке, а о его спасении. Не пройдет и трех дней, как станет очевидным, что министр финансов окончательно разорен.
– О! – заметила маркиза, улыбаясь, в свою очередь. – Что-то уж очень скоро.
– Я сказала «три дня» потому, что люблю обольщать себя надеждами. Но вероятнее всего, что катастрофа разразится сегодня же.
– Почему?
– По самой простой причине: у господина Фуке нет больше денег.
– В финансовом мире, дорогая Маргарита, случается, что сегодня у человека нет ни гроша, а завтра он ворочает миллионами.
– Это могло случиться с господином Фуке в то время, когда у него было два богатых и ловких друга, которые а собирали для него деньги, выжимая их из всех сундуков; К но эти друзья умерли, и теперь ему неоткуда почерпнуть миллионы, которые просил у него вчера король.
– Миллионы? – с ужасом воскликнула маркиза.
– Четыре миллиона… четное число.
– Подлая женщина, – прошептала про себя г-жа де Бельер, измученная этой жестокой радостью, однако она собралась с духом и ответила:
– Я думаю, что у господина Фуке найдется четыре миллиона.
– Если у него есть четыре миллиона, которые король просит сегодня, может быть, у него не будет их через месяц, когда король попросит снова.
– Король опять будет просить у него денег?
– Разумеется; вот потому-то я и говорю, что разорение господина Фуке неминуемо. Из самолюбия он будет безотказно давать деньги, а когда их не хватит – ему крышка.
– Твоя правда, – сказала маркиза дрожащим голосом, – план рассчитан верно… А скажи, пожалуйста, господин Кольбер очень ненавидит господина Фуке?
– Мне кажется, что он недолюбливает его… Господин Кольбер теперь в большой силе; он выигрывает, если узнать его поближе, – у него гигантские замыслы, большая выдержка, осторожность; он далеко пойдет.
– Он будет министром финансов?
– Возможно… Так вот почему, дорогая моя маркиза, я так жалела этого бедного человека, который любил меня, даже обожал; вот почему, видя, какой он несчастный, я прощала ему в душе его измену… в которой он раскаивается, судя по некоторым данным; вот почему я склонна была утешить его и дать ему добрый совет: он, наверно, понял бы мой поступок и был бы мне благодарен.
Маркиза, оглушенная, уничтоженная этим натиском, рассчитанным с меткостью хорошего артиллерийского огня, не знала, что отвечать, что думать.
– Так почему же, – проговорила она наконец, втайне надеясь, что Маргарита не станет добивать побежденного врага, – почему бы вам не поехать к господину Фуке?