– Положительно, маркиза, я начинаю серьезно думать об этом. Нет, пожалуй, неприлично самой делать первый шаг. Разумеется, господин Фуке любит меня, но он слишком горд. Не могу же я подвергать себя риску… Кроме того, я должна поберечь и мужа. Ты ничего не говоришь… Ну, в таком случае я посоветуюсь с господином Кольбером.
И она с улыбкой встала, собираясь прощаться. Маркиза была не в силах подняться на ноги.
Маргарита сделала несколько шагов, наслаждаясь унижением и горем своей соперницы; потом она вдруг спросила:
– Ты не проводишь меня?
Маркиза пошла за ней, бледная, холодная, не обращая внимания на конверт, который она заботливо старалась прикрыть юбкой во время разговора.
Затем она открыла дверь в молельную и, даже не поворачивая головы в сторону Маргариты Ванель, ушла туда и заперла за собой дверь.
Как только маркиза исчезла, ее завистливая соперница бросилась, как пантера, на конверт и схватила его.
– У-у-у, лицемерка! – прошипела она, скрежеща зубами. – Конечно, она читала письмо от Фуке, когда я приехала!
И, в свою очередь, выбежала вон из комнаты.
А в это время маркиза, очутившись в безопасности за дверью, почувствовала, что силы окончательно изменяют ей; с минуту она стояла, побледнев и окаменев, как статуя; потом, подобно статуе, которую колеблет ураган, она покачнулась и упала без чувств на ковер.
Удар был особенно тяжел из-за его неожиданности.
Прошло немало времени, пока маркиза оправилась; но придя в себя, она стала размышлять о назревающих событиях. Она перебирала в памяти все, что сообщила ей ее безжалостная подруга.
Вскоре природный ум этой энергичной женщины взял верх над чувством бесплодного сострадания.
Маркиза не принадлежала к тем женщинам, которые плачут и ахают над несчастьем вместо того, чтобы попытаться действовать. Стиснув виски похолодевшими пальцами, она просидела минут десять в раздумье; потом, подняв голову, твердой рукой позвонила.
Она приняла решение.
– Все ли готово к отъезду? – осведомилась она у вошедшей горничной.
– Да, сударыня, но мы думали, что вы уедете в Бельер не раньше, чем через три дня.
– Однако вы уложили драгоценности и серебро?
– Да, сударыня, но мы обыкновенно оставляем эти вещи в Париже; вы никогда не берете драгоценностей с собою в деревню.
– Маркиза помолчала, потом сказала спокойным тоном:
– Пошлите за моим ювелиром.
Горничная ушла исполнять приказание, а маркиза направилась к себе в кабинет и начала внимательно рассматривать свои драгоценности.
Никогда она не обращала столько внимания на свои богатства: она рассматривала эти драгоценности, только Иногда выбирала их. А в эту минуту она любовалась величиною рубинов и чистой водой брильянтов; она приходила отчаяние от малейшего пятнышка или изъяна; золото казалось ей недостаточно тяжелым, а камни – мелкими.
Вошедший в комнату ювелир застал ее за этим занятием.
– Господин Фоше! Кажется, вы поставляли мне все драгоценности?
– Да, маркиза.
– Я не могу припомнить, сколько стоило это серебро.
– Сударыня, кувшины, кубки и блюда с футлярами.
– Да столовые приборы, мороженицы и тазы для варки варенья – все это обошлось вам в шестьдесят тысяч ливров.
– Господи, только и всего?
– Сударыня, в то время вы находили, что это очень дорого…
– Правда, правда. Я действительно припоминаю, что было дорого; ведь тут ценится работа, не так ли?
– Да, сударыня, и гравировка, и чеканка, и отливка.
– А какую часть стоимости вещи составляет работа?
– Третью часть, сударыня.
– У нас еще есть другое серебро, старинное, моего мужа.
– Ах, сударыня, там не такая тонкая работа. За него можно дать только тридцать тысяч ливров, стоимость самого металла.
– Всего девяносто, – прошептала маркиза. – Но господин Фоше, есть еще серебро моей матери; помните, целая гора? Я его держала только как воспоминание.
– Ах, сударыня, то серебро – целое состояние для людей менее обеспеченных, чем вы. В то время все вещи делались очень массивными, не то что теперь. Но такую посуду не принято подавать на стол: она слишком громоздка.
– Да это как раз то, что нужно! Сколько в ней весу?
– По крайней мере, тысяч на пятьдесят ливров. Я уже не говорю про огромные буфетные вазы: они одни стоят десять тысяч ливров пара.
– Сто пятьдесят! – воскликнула маркиза. – Вы уверены в цифрах, господин Фоше?
– Уверен, сударыня. Да ведь не трудно прикинуть на весах.
– Теперь перейдем к другим вещам, – продолжала г-жа де Бельер.
И она открыла ларчик с драгоценностями.
– Узнаю эти изумруды, – сказал ювелир, – я сам их оправлял; самые лучшие изумруды при дворе, то есть, виноват: самые лучшие принадлежат госпоже де Шатильон; они ей достались от Гизов; но ваши, сударыня, вторые.
– Сколько они стоят? И есть ли возможность продать их?
– Сударыня, ваши драгоценности купят с удовольствием: все знают, что у вас лучший подбор камней во всем Париже. Вы не из тех дам, которые меняют купленное; вы покупаете всегда самое лучшее и умеете это сохранить.
– Так сколько могут дать за эти изумруды?
– Сто тридцать тысяч ливров.
Маркиза занесла эту цифру в свою записную книжечку.
– А за это колье? – спросила она.
– Отличные рубины. Я и не знал, что они есть у вас.
– Оцените.
– Двести тысяч ливров. Один средний стоит сто тысяч.
– Да, да, я так и думала, – подхватила маркиза. – Теперь брильянты.
Ах, у меня масса брильянтов: кольца, цепочки, подвески, серьги, аграфы!
Оценивайте поскорее, господин Фоше.